Мнoгo рaз eврeeв прeдaл, кaк гoсудaрствo Изрaиль. Пoнимaeтe, всeми стрaнaми прaвят интeрeсы. — Ну, кaк гниющaя импeриaлистичeскaя силa. Ибo и я изрaильтянин, тo мнoгo-мнoгo-мнoгo рaз прeдaвaвшaя eврeeв. В 39 гoду oнa oтoслaлa кoрaбль с вoсьмьюстaми eврeeв, срeди кoтoрыx были дикиe, кoличeствo дeтeй… Xoтя гoсудaрствo-этo oтличнaя. Чтo мнe xoрoшeгo скaзaть oб Aмeрикe? Oни всe пoгибли.
«Свoбoдa – этo чудoвищнaя oтвeтствeннoсть»
Я кaк-тo Динe Рубинoй скaзaл, чтo Гoспoдь Бoг, и нe тoлькo нaм xoрoшo высeлил в Изрaиль, нo eщe мeбeлирoвaннaя читaтeлeй. Eгo сумaсшeдшим кoличeствo вo всeм мирe. И этo ужaснoe счaстьe. Вoт, в Ислaндии, в Рeйкьявикe, и былo чeлoвeк стo. Вeздe русскиe. Вoт я нeдaвнo был в Ислaндии. В стoкгoльмe былo всeгo двeсти. Вы знaeтe, в стaрoй сoвeтскoй импeрии был тaкoй слoй, кoтoрый нaзывaeтся НТИ – нaучнo-тexничeскaя интeллигeнция.
— И Вы думaeтe, чтo и сeйчaс люди счaстливы тaк жe?
Чтo Вы xoтитe, чтoбы я oтвeтил нa укрaинскoм? Им oчeнь тяжeлo сeйчaс живeтся. Я думaю, чтo им дo лaмпы тeрритoриaльныe пoтeри кaк «лугaндoнa» и тaк дaлee. — Я нe знaю.
Дaлee ужe слeдуют oбрeзaниe… — Давайте, остановимся.
— О, ужас.
— Теперь у вас есть возможность поссориться и с теми, и с другими.
— То есть, «русский мир», — он все-таки есть?
— Чего Вы боитесь?
«Русский мир существует, и, слава Богу, никто не объединяет»
Ну, Вы знаете всю историю… — И как Вы относитесь к тому, что сейчас все определяет «свой» — «чужой», в том числе и мастера культуры. Распространен – «с кем вы, мастера культуры?». Эти «крымнаш», другие не «крымнаш», это мы пускаем, этих ненависть, вот черные…
Вот один: «Тюрьма-это отнюдь не Раем, но часто думал, что я курения, что, как известно, Бог не фраер, и поэтому я сижу не зря». Я там написал сборник стихов. Иногда очень душевно… Душевно было, да. — Вы хорошо каламбурите.
Это означает, что они заслуживают того, как они сказали. — Я ни с кем не ссорюсь. И, вот, смотрите: крымчан опрошенных. Бандитский захват? Гангстер. Но зато крымнаш. Они сказали: «мы рады, что Российские.
При сталинском режиме, позвольте мне либералы бросят камень, все были счастливы. Было очень много счастливых людей, потому что в воздухе висел гипноз: построить коммунизм, деланье ракеты, перекрытие Енисея, селина… А что касается сталинского режима, я думаю, не кажется.
И не сказать, чтобы украинцы, потому что это исключение. — Русские, слишком трудно жить. За все приходится платить.
— У вас есть возможность попасть на российские федеральные каналы телевидения. Теперь у вас плохо сказали про Англию.
— Возможность есть?
Советский Союз закончился совсем недавно. И ты в молодости говорили не так. Понимаете, театр – это дело всей жизни, и говорить то, что думают, ты привык еще от родителей, которые говорили не так. Тебе уже много лет, у тебя есть дело всей жизни, и ты еще уверен, что ты отличный режиссер, или великий актер, или великий писатель, и это важно.
«В англии нет антисемитизма, потому что мы считаем, что евреи умнее себя». — Но еще в то время Черчилль сказал, помните?..
— Он отключил телевизор и все?
И жаль, огромная. Так что, думаю, мечеть Нотр-Дамм – это своего рода уже реальность. Европа станет на намаз и обнажит зады». У меня был очень смешной стишок: «Творец готовит нам показ смешной большой катастрофой. И я не могу ее скрыть. Один мулла или шейх сказал: мы не сможем завоевать Европу с оружием. Это злорадство. Нам это не надо. Но, вот так, да.
— За это нас не любят?
Но, вероятно, еще в один прекрасный день повезет. — Не могу. Не везет ей, к сожалению, на данный момент. Россия большая, огромная бедная страна.
— Мне тогда придется отдать 10% от гонорара.
— Но Вы едете в Россию для выступления?
Жители теперь очень опасливо и умело уварачивается от идиотических вопросов социологов. Мне, конечно, трудно судить, но это явно не те 86 процентов, о которых говорят – это даже к бабке не ходи. — Думаю, что нет.
— Что Вы предлагает?
— Но, как часто бывает в Украине?
Это замечательное учреждение. — Я был там. Конечно, там не было душ в каждой камере, физкультурных залов… Все ругают российской тюрьме, говорят, это такая кошмарная…
Я родился в Харькове. Меня обрезали, но на восьмой день я уехал. — Но почему обрезание, скользкий и страшный вопрос? Я в Украине обязан обрезание.
— И с российской стороны нет ненависти?
— Спасибо. Здоровья и многих лет.
— Русские не ненавидят Украину. Особенно в какой-то деревне под Саранском. Русские презирают Украину.
— Ну, я дома.
— Я журналист, мне нужно задавать любые вопросы.
— Но украинцы заслуживают того, что они потеряли Крым?
То есть, все писали доносы. Он сделал человечество. Мы не должны их ругать. — Всегда писал доносы. Интересно разные цифры. А другие – что сорок миллионов. Одни пишут, было четыре миллиона доносов – Довлатов писал. С удовольствием.
— Ну а про Америку, что плохо?
— Как Порошенко?
Другой боится чего-то еще. И театр, как Вы понимаете, не зритель приносит деньги и гранты. Один боится, что он перестанет давать деньги на театры. Нет. Тем не менее, люди действуют в соответствии со своими интересами. Но что Вы от меня хотите услышать? Что я их осуждаю, или что? — Да-да…
— И от тюрьмы?
С правилами использования материалов журнала Корреспондент, опубликованных на веб-сайте Корреспондент.net можно ознакомиться здесь. Этот материал опубликован в№. Перепечатка публикаций журнала Корреспондент в полном объеме запрещена. юлия к 2016 году.года. 25-26 журнала Корреспондент от 7.
Он обожал свои стихи, он считал, что он поэт больше, чем прозаик. Прав ли он был? Я Вам приведу простой пример. У всех есть свои ценности, приоритеты. Полная правда. Потому, что это все равно, что там было в газете, что у тебя есть соседи, знакомые, что-то скажут, но сборник есть сборник. Но он готовился к изданию в «Советском писателе» сборник стихов. Я знаю людей, которые после этого перестали с ним общаться. Помните, писал Шаламов, что, мол, хватит клеветать, лагеря, тема закрыта…
— Это не оправдание, батенька.
— Что Вы скажете, когда перед Путиным?
Я бы по морде съездил. — Бог с Вами. Нет, никто не оспаривает. Но я, знаете ли, на всякий случай ни с кем не общаюсь. Так что, может быть, только потому.
Но очень смешно. — Вам ответить политкорректно или честно? Вторжения. Мне это не кажется эмиграцией, но вторжение. Я от всей души желаю счастья в Европе. Я очень хочу, чтобы Европа переварила это вторжение. Злорадство есть.
Хотя и очень вяло. Но, вот, украинцы, к сожалению, не мягкий, потому, что их мир, их мир, их функции, их перспективы пытались затоптать. Им на самом деле до лампочки. Они знают, что Америка – это ужасно и страшно, они его терпеть не могут. А украинцы – это бандеро-фашисты-это все, например, мягкие эмоции.
Она поносила два-три дня, после чего снял: «Вы так невозможно, глупости говорите, что лучше, я не хочу слышать». — Ничего хорошего. Удалось дожить до ста двух. Она приехала сюда в возрасте девяноста четырех лет. Вот еще одна старушка, бабушка художника Александра Окуня… Она посмотрела в зеркало и сказала: первый раз вижу столетие людей. Можно сказать гениальную фразу в день рождения. Итак: ей, когда она приехала, выписали страшно слуховой аппарат.
От Государственной Думы никто не наезжает ни на чьи выступления, чтобы поймать на ненормативной лексике… Никто не цензурирует. — Что касается эстрады, свободы полностью заполнена.
— И вот, послали бы приглашение? Здесь было у Вас?
— И с российской стороны это не серьезно.
— Молодые люди хотят услышать неформальную лексику, люди средних лет, которые много хлебнули и хочет посмотреть на идиота, который в свои восемьдесят лет еще радуется и оптимист…Ну, по-разному. Разная публика. Есть и ценители поэзии – безусловно. Те, кто слушает, кто помнит…
Это ведь разные вещи. Но свобода – это же чудовищная ответственность. Это очень трудно. Человеку нужно думать, что он свободен. Вообще свобода человеку не нужна. Свобода – холодный воздух разряженный. — Задавал.
— В израиле так называемый «русский мир» тоже потому что сломался…
— Но Вы сами себе задавали эти вопросы.
— Двадцать восемь.
Еще я боюсь неприятностей старения – такой сильной, когда ты становишься обузой близким. Я боюсь сказать очередную глупость, но говорю постоянно. В грузии мужчины говорят: человек, который не боится своей жены, позорит мужское достоинство. Так я не позорю мужского уважения. И, наверное, все. — Жену.
— Вас пугают цифры?
— Это то, что есть…
— Но ведь Вы знаете, что происходит.
юлия к 2016 году.года. Два года назад он вообще не говорил, что не помешало ему пойти сразу во второй класс. В канун празднования своего восьмидесятилетия писатель Игорь Губерман дал интервью Корреспонденту. А дальше школа, железнодорожный институт и работа машинистов, башкирии, пишет Антон Колюжный # 25-26 журнала Корреспондент от 7.
Что, на ваш взгляд, изменилось, и не изменилось в Украине? — Два года с событий на Майдане.
— Да, вообще мало общаюсь. Я «домосексуалист».
это страшная страна. Его мы знаем, от 39-45 лет, да и раньше проарабская политика… И, кстати, Англия была первой страной, которая выгнала евреев. Правда, в 14-м его пригласили обратно. На мой взгляд, это 12-й век. На экономические трудности. И это ложь. Англия – это чудовищная империя антисемитизма. — Это уже давно сказали.
— Игорь Миронович, добрый день. Говорят, что прежде чем не поздравляет. И как сами-то относитесь к своим восьмидесяти?
— Крым наш или не наш?
Согласны? — Теперь на каждом углу говорит, пишет, что нынешняя Россия усиленными темпами восстанавливает старый Советский Союз. Что думаете?
Но! Мое ощущение: два – три поколения в Украине все будет хорошо, если, конечно, Россия или этот гнойник, как «лугандона» его не задавят. Появились и прекрасные молодые люди. Кто кого перетянет, я не знаю.
Вот, они приглашают Игоря Губермана. — Что Вас сегодня ждет публика?? Вот то, что они хотят услышать?
— Но о России так плохо, может быть?
И, вот, выбирай: зеленый, желтый, красный. У Жванецкого есть гениальная находка. Это я уже излагаю мнение разных умных людей, которые хорошо знакомы с историей России. А в России свободы нет почти никогда. У меня было такое рифма к регулировка высоты: «Я хмурыми глазами старожила смотрю на весенней погодой, Россия столько рабства пережила, что выдержит и краткое свободу». Он однажды сказал, что свобода – это светофор, где горят все три огня.
Вот, весь этот террор, гуманитарные проблемы, столкновение цивилизаций… Не злорадства? — Какие чувства Вы сейчас испытываете, видя, какие проблемы в Европе с беженцами из мусульманских стран?
— Душа не было, но были духовно?
— Сколько лет, как Вы в Израиле? Двадцать семь?
Если это была шутка, может быть, и может. — Мне просто в голову это не приходит. Я абсолютно уверен, что я не выдал бы военную тайну, если бы попал в плен. В нормальном обществе таких вопросов не задают.
«Еврейский дурак – самое страшное, природа искусства»
-Нет. Это было время, гниения, это не было время террора. Но мне кажется, что это не возвращение к сталинским нормам. — Мне трудно говорить, я человек неосведомленный. Понимаете, здесь я застал Брежнева, Черненко, Андропова. На жесткость режима жаловались те, кто оказался в психиатрической больнице или в тюрьме.
Очень бодрые. А восемьдесят – восемьдесят. Меня пугает необходимость в большой организации мероприятия. Мы знакомы с женой с двумя старушками. Замечательные старушки, еврейки, конечно. Сто два года, и второй-сто и один. И в виду, и памяти. — Нет, они мне уже давно не страшно.
— В киеве раз в год.
— Но в день Суда, Вы..
То, что я сказал ей, что она мне сказала?.. Не дай Бог мне быть против Путина. — Не хочу этого сказать. Это так же, если я, прежде чем тень Клавдии Шульженко. Мне это не интересно. Да, и ему это не интересно.
Вы преуспеваете очень сильно, вы вязать, вы его принимаете на работу – я не буду перечислять только потому, что это слишком много. Народы, которые относятся к евреям без отвращения – это народы, которые никогда евреев не видели, которых не христианские миссионеры. — Я Вам на этот вопрос отвечу, если Вы мне назовете хотя бы один народ, который любит евреев. Любить вас не за что.
— Я только что был в верховной раде. Очень смешно. Давайте не напрягаться. Я и в зоопарк люблю ходить. Давайте предположим, что никто из Вас на это не способны, ни я не в состоянии на него ответить. Вы хотите задать мне умный философский вопрос.
— Что-то позитивненькое теперь писать?
— Спасибо Вам. Извините за компанию.
— Я очень хорошо понимаю людей, которые всю жизнь отъездили на Крым.
— Вы, однако, по-прежнему философ.
Вы все-таки не Задорнов. — Позволяет работать?
— Но в эту реальность верили.
Мне не интересен Порошенко, я его и лампочки… — Т о же самое.
Вот у Вас будет свой театр… — Как Вы так могли?
Кто кого перетянет, я не знаю. Мое ощущение: два – три поколения в Украине все будет хорошо Появились и прекрасные молодые люди.
— Да. Здесь Вы называют жидобандеровцем?
— Русский мир существует, и, слава Богу, никто не объединяет.
— На эти темы?
***
— Нет, нет, нет. Я совершенно бесплатно.
Он с амбицией, он с эрудицией, он с энергией, только он знает об этой жизни, правда, он очень много чего в этой жизни добился… — Смотрите, это очень простая вещь. Еврейский дурак – самое страшное произведение природы. Если мы смотрим на левую идиотов всего мира, то, оказывается, что наиболее национального состава – евреи. Он профессора из великобритании, франции и американские вузы.
— Но доносы-это уже появились.
Однако, это только помогло ему жениться. Он долго, «с омерзением работал по специальности — инженер-электрик. «Однажды я починил таршер номер вашего следующего супругой, – писал он позже, — и, отключив эту осветительные устройства, мы сразу перешли к совместной деятельности хозяйства…».
— И, однако, хотел бы поспорить: в России, как вы Думаете, много свободы или необходимости в свободу?
— Мне это интервью перекупит российского телевидения.
— Но это другая реальность…
— Я уже стар, мне мало положительных. Старые уже все стали. На мой взгляд, очень положительно. Вот сядем с знакомым, старичком и свежие анализы обсуждать». Здесь у меня был очень позитивный стих: «Это возраст зима, и дряхлы все как один: те, кто выжил из ума, и те, которые жили без нее». Или вот еще положительный… «С возрастом валяюсь я ничком, радость, я несу в себе и в других людях.
А затем был вынужден эмигрировать за границу. 7 июля Игорю Губерману (он же Игорь Миронов, Абрам хайям и Гарик на каждый день) исполнилось восемьдесят лет. Так забористо и точно уложить окружающей действительности, четверостишья может только он. О том, что, собственно говоря, он сидел во времена СССР.
— Я Вам желаю успеха. Скажите, что Вам еще сказать…
Об Америке могу сказать, плохо. — Да?
— Кто говорит?
Абсолютно правильно. — Раз в полгода.
— «Крымнаш» и не «наши»?
Я очень легко поддаюсь чужому мнению, но сохранила свою. — Ах, потребности почти нет, о чем Вы говорите. Я имею в виду свободу выступлений и возможность высказать свое мнение, потому что есть интернет и треть страны им нравится. Вы ошибочно принимать меня за философа. Я такой не являюсь. Хотите спорить, пожалуйста.
Огромное количество различных партий. Это на украинском языке, затем на русском. Это не значит, что исчезнет коррупция, воровство и так далее, но постепенно он умирает. Потрясающий просто. Гигантский скачок к свободе. Русский язык не гнобят. Так что что-то начинает медленно двигаться. В верховной раде, куда я случайно зашел, правда чувствуется свобода. Дикие количество журналистов, которые все это снимают, так что врать труднее. — Конечно, есть.
Смотрите, газеты. — В россии на самом деле это большая свобода. Например, «Новая газета», телеканал «Дождь», «Эхо Москвы»… Все любят говорить, что вот эта империя, все задавили…
Что еще Вы хотите спросить? Мешает или я мясное с молочным? Ем ли я свинину? — Могу выпить. Ем. С удовольствием.
— С украинской стороны, батенька, ненависть чудовищной. Вот это кошмар полный. Это я готов сказать вслух, и это ужасно.
Все, что я вижу, как напоминание о Майдане, портреты погибших. — Батенька, это очень сложный вопрос. Я ведь не общаюсь с людьми из украины. Я выезжаю за пределы Киева. Более того: они даже воруют по тем же схемам, что крали раньше. Из тех разговоров, которые я вместе с киевлянами, я выясняю, что все ужасно плохо, потому что к власти пришли такие же люди, как было раньше.
Но такой Буратино – приехал по их приглашению в различных городах. — Я импресарио, например, заместитель – «карабасы-барабасы».
Украина сделала гигантский скачок к свободе. Интервью с Игорем Губерманом
